БИБЛЕЙСКО- БИОГРАФИЧЕСКИЙ  СЛОВАРЬ Словарь содержит 80000 слов-терминов

ВИТЕЛЛИЙ

(Авл Вителлин, 69 г. от Р. X.), римский император,

родился в Риме в 13 г. христианской эры, в консульство Друза и Норбана.

О фамилии его было два противоположных мнения: одни почитали ее древней

и благородной; другие утверждали, что она была новой, темной и даже низкой.

Как бы то ни было, годы детства и юности Вителлин провел в Капрее между

блудницами Ти-берия; думают даже, что бесстыдные удовольствия последнего

были причиной возвышения его отца. По смерти Тиберия Вителлий успел снискать

милость Калигулы искусством в управлении колесницей, милость Клавдия —

страстью к азартным играм, милость Нерона — пороками и низким ласкательством.

Благоволение этих трех императоров возвысило его до почестей и даже до

жречества. Гальба, вверив ему в конце 68 г. военное начальство над Нижней

Германией, возбудил всеобщее удивление; он говорил по этому случаю, что

никто не был менее опасен, как человек, преданный постоянно обжорству,

честолюбие которого удовлетворялось, лишь только ему позволяли пожирать

богатства провинции. Вителлию, казалось, не было суждено иметь когда-либо

в своих руках верховную власть; он умел только льстить людям великим, бранить

добрых, унижаться пред теми, которые мстили за оскорбления, характер его,

казалось, составляли злоба и малодушие. Нижнегерманская армия ненавидела

скупого и строгого Гальбу; это расположение умов принесло пользу Вителлию;

воины приняли его с радостью. Их благоволение он купил ценой своего достоинства;

чтобы сделаться народным, ослабил воинскую дисциплину и дошел даже до низости.

Однажды вечером, когда он находился в своей уборной, воины пришли к нему,

подняли и провозгласили императором в том костюме, в котором он находился,

украсили мечом Юлия Цезаря и провели через местечки и селения. Верхнегерманская

армия была приготовлена к этому движению, и Вителлий единодушно провозглашен

Германиком; имя Августа и потом Цезаря он принял гораздо позже. При известии

о смерти Гальбы Вителлий, убежденный Валенсом, одним из своих генералов,

решился оспаривать оружием у Огона обладание престолом мира; он преуспел

в этом, или, точнее, его генералы успели посадить его на престол; но сам

он не умел держаться на нем. Он был еще в Галлии, когда узнал о Бедриакской

победе и трагической кончине Огона. Вся Италия не замедлила признать его

императором, сенат принес благодарность германским легионам, короновавшим

Вителлия. Новый император распустил сначала преторианские когорты; приказал

наказать сто двадцать солдат, требовавших от Огона награды за услуги, оказанные

в действиях, в которых погиб Гальба. «Действительно, —- говориг Светоний,

— это было прекрасное и великодушное действие, которое заставило надеяться

доброго императора, если бы остальное поведение Вителлия не было согласно

более с его характером и прошедшей жизнью, нежели с величием империи».

В июле Вителлий вошел в Рим, как бы в триумфе, с шестьюдесятью тысячами

солдат, которые, подражая своему повелителю, предались всем беспорядкам

пьянсгва и распутства. С сего времени он со дня на день более и более стал

попирать законы Божеские и человеческие. Он не побоялся завладеть верховным

первосвященством в годичный день Аллианской победы, день несчастный в летописях

Рима, — сделал выборы на десять лет — с целью объявить себя несменным консулом.

Чтобы никто не мог сомневаться в намерениях относительно его правления

и в образе его поведения, собрал жрецов на Марсовом поле и совершил погребение

над остатками Нерона. После такого начала Вител-лий предоставил себе только

распутные удовольствия и жестокости. Цецина и Валенс царствовали под его

именем; впрочем, остерегались подлого Азиатика: последний был раб, развращенный

Вителлием еще во время юности и бежавший. Господин нашел его впоследствии

содержателем питейного дома в Пуццолах, приказал посадить в оковы, но скоро

опять заставил его служить своим удовольствиям. Грубость и жестокость нрава

этого молодого человека заставила Вителлия продать его одному праздношатающемуся

гладиатору; скоро потом он опять взял его к себе, дал отпускную и в первый

день своего царствования вручил ему золотое кольцо и сделал почти своим

соправителем. Господствующий порок Вителлия, отличающий его в истории,

есть обжорство. В продолжение дня он обедал четыре или пять раз, для облегчения

употреблял рвотное. Он любил приглашения на пиры; но угощение такого собеседника

было разорительно. Ужин, данный этому императору братом его Люцием Вителлием,

превосходил все, что рассказывали до сих пор о всех подробностях стола;

говорят, на него было употреблено две тысячи самых изысканных рыб и семь

тысяч птиц. «Не только, — прибавляет Светоний, — он имел аппетит обжоры,

но его аппетит был гадкий и неправильный. Ни при жертвоприношениях, ни

в присутствиях, никогда он не мог воздержаться, чтобы не пожрать то, что

находилось в его распоряжении; при алтарях он лез, так сказать, в огонь,

чтобы пожрать мясо и пироги; по дороге перед питейными домами он хватал

еще дымившиеся блины или полуиспекшееся жаркое». Его жестокость была столь

же ненасытима. Для личной выгоды по клевете он пожертвовал своим братом

Блезом, который некогда так верно служил ему в Галлии, принудив подвластную

ему провинцию принять сторону Вителлия. Он вероломно приказал умертвить

многих товарищей по воспитанию и своей юности. Собственной рукой отравил

одного из своих друзей, который, страдая лихорадкой, просил у него стакан

холодной воды. Не щадил ни одного из своих кредиторов и сборщиков податей,

которых находил в Риме или во время своих путешествий; когда одного из

них вели на смерть, Вителлин приказал воротить его, и, когда каждый прославлял

милосердие царя, он приказал убить осужденного перед своими глазами, желая,

как говорил он, видеть смертные страдания. Два сына подверглись наказанию

своего отца за то, что просили этому несчастному помилования. Один римский

всадник, влекомый на смерть, кричал императору: «Ты мой наследник!» Вителлин

приказал объяснить себе завещание, но, видя, что отпущенник этого всадника

был дан ему в сонаследники, приказал удушить того и другого. Это было время

эфемерных царствований. В предзнаменование близкой катастрофы толковали

о чудесах, которые, казалось, были ее предвестниками, о комете, о затмении

луны в первой четверти, двух солнцах, о храме Юпитера, отверзшемся со страшным

шумом, о следах богов, вышедших из Капитолия. Уже Веспасиан, уступая убеждениям

Муциана, правителя Сирии, принял титул императора. Азиатские провинции

Ахаия, Мисия поспешили признать его императором. Легионы, стоявшие в Паннонии

и Иллирии, последовали их примеру, а Антоний Прим, убедивший их принять

сторону Веспасиана, вторгся в Верхнюю Италию, завладел Аквилеей, Падуей

и дошел до Феррары. Чтобы сохранить к себе привязанность остального войска

и народа, Вителлий не думал оставить свои пороки, но дал несколько более

вольности и обещаний ветеранам и новобранным воинам. Между тем генералы,

посланные им против неприятеля, не могли остаться ему верными; потерпели

многие поражения, особенно после победы, одержанной Примом близ Кремоны

и стоившей жизни пятидесяти тысячам человек, а по Флавию, тридцати тысячам

Вителлия и четырем тысячам пятистам со стороны противной. Победители ограбили

Кремону, схватили и умертвили Ва-ленса, вышедшего из Рима вслед за Цециною.

Несмотря на новые усилия Вителлия, принявшего в этих обстоятельствах имя

Цезаря, которому народное суеверие даровало счастье, Прим перешел Апеннины,

и с сего времени вся армия и вся Италия покорились Веспасиану. От Сабина,

брата последнего и префекта Рима, зависело произвести возмущение в столице;

главнейшие сенаторы советовали ему это. Он решился сначала переговорить

с Вителлием и взамен императорского венца предложил убежище в Кампании

и сто миллионов сестерций ежегодного жалованья. Вителлий принял эти условия

и 18 декабря в траурной одежде явился на публичной площади, прося народ

принять его отречение. Народ и войска отказали. Сабин и многие сенаторы

зашли уже слишком далеко, чтобы остановиться в своем предприятии. Они подняли

оружие, завладели Капитолием и выдержали осаду. Вителлиане осмелились подложить

огонь под храм Юпитера, схватили Сабина и умертвили, несмотря на Вителлия,

который страшился близкого возмущения. Между тем Прим приближался и скоро

явился под стенами Рима. Напрасно Вителлий прибегал к переговорам; последние

происшествия безвозвратно решили его погибель. Несколько кровопролитных

сражений дано под стенами Рима и в самой его ограде. «Сражающиеся, — говорит

Тацит, слова которого необходимо привести, потому что они характеризуют

страшные нравы того времени и в то же время показывают, какому разорению

был бы предоставлен мир, если бы Бог не приготовил в это время для него

начала спасения, — сражающиеся имели зрителем народ, который, как будто

на играх в цирке, попеременно одобрял тех и других криками и рукоплесканиями.

Если одна из партий отступала, если воины скрывались в лавках и искали

убежища в домах, чернь настоятельно требовала выдачи их на смерть и завладевала

большей частью их добычи; ибо в то время, когда солдаты убивали и проливали

кровь, народ похищал добычу. Весь Рим представлял страшное и чудовищное

зрелище: здесь сражения и раны, там кабаки и бани, реки крови и трупы,

и здесь же куртизанки и развратные люди, все пороки самой отчаянной праздности,

все ужасные злодейства неумолимой победы, и вы подумали бы, что этот Рим

предоставлен всем ужасам преступлений и всем удовольствиям праздника. Два

раза уже наш город доставался в руки победителей Силлы и Цинны, и тогда

бывало не менее жестокости; а теперь здесь господствовала нечеловеческая

беспечность; ни на одну минуту не были прерваны удовольствия, как будто

в праздник, предавшись всем избыткам радости; они плясали, играли, не беспокоясь

об общественных бедствиях, нисколько не беспокоясь о враждебных партиях».

После взятия города и стана преторианской стражи, против которого надо

было употребить все то, что изобретено до сего времени для разрушения самых

крепких городов, Вителлин скрылся в носилки и, взяв с собою только своего

хлебника и повара, удалился тайно на Авентинскую гору, надеясь бежать отсюда

в Кампанию. Нерешимость и страх привели его обратно во дворец; он нашел

его пустым и оставленным; последние из рабов исчезли или бежали при встрече

с ним. Эти пустынные и молчаливые места устрашили его; отворяет запертые

комнаты, и их пустота оледеняет его ужасом. Устав блуждать, прячется в

укромное место, но его и здесь не замедлили найти. Ему связали за спиной

руки, бросили на шею петлю и, разорвав на куски одежду, полунагого повлекли

к Форуму, подвергая всем возможным оскорблениям. Угроза шпажным клинком

заставила его поднять голову и подвергнуться новым оскорблениям, видеть

низвержение статуй, слышать речи, произносимые с трибуны, видеть место,

на котором был убит Гальба. Прибыв, наконец, в Гемоний, он падает, пронзенный

мечом, и чернь оскорбляет мертвого с такой же низостью, с какой почитала

живого (в конце декабря 69 г.). Его труп был влечен крюком и брошен в Тибр.