БИБЛЕЙСКО- БИОГРАФИЧЕСКИЙ  СЛОВАРЬ Словарь содержит 80000 слов-терминов

ВЕСПАСИАН

(Тит Флавий Вес-пасиан, 69 г. от Р. X.), десятый римский

император, родился в местечке недалеко от Риети 17 ноября 760 г. от основания

Рима, в консульство К.Сулышция Камерина и К. Помпея Сабина, за пять лет

до смерти императора Августа. Он был воспитан Тертуллою, своею бабкою по

отцу, на небольшом мысе близ Козы в Тоскане; сделавшись императором, Веспа-сиан

всегда сохранял нежную любовь к месту, бывшему свидетелем его детских игр,

часто посещал сельский домик, в котором жила Тертулла, и не позволял сделать

малейшей перемены, даже для украшения. Он, без сомнения, помнил, что здесь

приобрел первые опыты той простой и полезной жизни, которая, обратившись

в привычку, сделала из него превосходного солдата, мудрого императора и

эконома. Внук-царь чтил память своей бабушки и во время торжественных праздников

употреблял небольшую серебряную чашу, ей принадлежавшую. Умеренность характера

удаляла его от путей честолюбия, но он был брошен на этот путь своею матерью

Веспасией Поллой; гордясь быстрыми успехами на пути почестей старшего сына

своего Т. Флавия Сабина, она не переставала упрекать юного Веспасиана,

называя его слугой своего брата. Веспасиан служил сначала во Фракии в качестве

воинского трибуна. Потом, сделавшись квестором, получил провинции Крит

и Кирену. После многих отказов добился эдильства; был претором в царствование

Калигулы, милости которого искал всеми родами любезности; он унизил себя,

благодаря императора в полном собрании сената за то, что последний счел

его достойным быть допущенным к своему столу. Около того же времени он

обесчестил себя браком с Флавией Домитиллой, наложницей одного римского

всадника: она имела только права латинян, для совершенной свободы и права

римского гражданства ей нужен был приговор совершенного восстановления;

от этого брака родились Тит, Домициан и Домитилла. В царствование Клавдия,

по милости отпущенника Нарцисса, Веспасиан послан был в Германию, дал тридцать

сражений, овладел городами и привел к повиновению два самых воинственных

народа этой страны. В незначительное время храбрый начальник удостоился

триумфа, получил два раза жреческое достоинство и даже консульство; с этого

времени, говорит Тацит, судьба показала миру Веспасиана. В первые годы

царствования Нерона он жил в уединении, стараясь о том, чтобы его забыла

Агриппина, которая еще преследовала своею ненавистью друзей Нарцисса. Скоро

он сделался проконсулом Африки с консульским достоинством. Кажется, он

не был свободен от упреков за управление этою страной; но известно, что

он возвратился в Рим не богаче, чем выехал из него. Кредит его упал, и

он принужден был заложить брату все свои владения и для восстановления

своего счастья прибег к недостойным проделкам, которыми заслужил имя погонщика

лошаков. Между тем он пользовался еще некоторым доверием при дворе Нерона;

но, по несчастью, уснул в театре, когда император занимал своей игрой публику,

и потерял его милость. Но этот первый урок не исправил неловкого царедворца.

Во время путешествия Нерона в Грецию Веспасиан снова навлек на себя гнев

его, уснув или вовсе не присутствовав в театре в то время, когда император

благоволил показывать свой божественный голос. Веспасиан удалился в уединение,

прогнанный от двора; гибель его казалась неизбежной, он боялся за свою

жизнь и вдруг получил от Нерона начальство над армией. Нерон, чтобы исправить

положение и отомстить за поражения, претерпленные римской армией на востоке,

имел нужду в искусном полководце, но таком, политическая важность которого

не бросала бы тени на императора. Веспасиан показался ему сообразным с

его намерениями. «Веспасиан, — говорит Тацит, — был воин неутомимый, всегда

идущий впереди воинов, сам ставивший свою палатку, днем и ночью наблюдавший

неприятеля и при случае сам лично сражавшийся, не беспокоившийся о пище,

едва отличавшийся одеждой и всем своим видом от последнего солдата и такой

же неподкупный, как древние полководцы». Сначала Веспасиан послал в Александрию

сына своего Тита, чтобы он взял с собой пятнадцатый и десятый легионы;

потом сам переехал Гелеспонтский пролив и прибыл в Сирию, где сосредоточил

всю римскую армию и вспомогательные корпуса. Он вторгся в Палестину только

в 67 г., война началась в Галилее взятием Гадары и Иотапаты; последний

город был защищаем историком Иосифом Флавием; он в продолжение сорока семи

дней героически отражал все нападения римлян. В следующее лето Веспасиан

с успехом продолжал военные действия и окончательно покорил города Галилеи;

для него необходимы были все искусство и все мужество, чтобы восторжествовать

над всем тем, что порождает отчаяние и жестокость народа, ожесточенного

долговременной тиранией. Офицеры, командовавшие под его начальством, советовали

ему воспользоваться раздорами, господствовавшими в Иерусалиме, и осадить

этот город, но благоразумие и осмотрительность Веспасиана показывали ему,

что еще не пришло время осадить его. «Наше появление под стенами этого

города, — говорил он своим генералам, — заставило бы иудеев соединиться

и обратить против нас свои силы, а они еще весьма значительны. Между тем

как междоусобная война, которая хуже всех бедствий, доведет наших врагов

до того, что они истребят друг друга, и сделает нас только спокойными зрителями

этой кровавой трагедии. Зачем же нам сражаться с теми, которые истребляют

сами себя?» Убежденный в том, что надо пользоваться своим преимуществом,

не предоставляя ничего случаю, Веспасиан решился окружить Иерусалим со

всех сторон, продолжая между тем окончательное покорение Иудеи. Он преуспел

в этом, и наконец пришло время, когда для увенчания его предприятия он

должен был сосредоточить все свои силы под стенами этого еще крепкого города;

уже римские войска подступили к стенам, как вдруг весть о смерти Нерона

заставила Веспасиана остановить свои усилия. Не думая о верховной власти

для самого себя, он, лишь только узнал, что на императорский престол воссел

Гальба, тотчас поспешил послать сына своего Тита принести новому императору

клятву в верности. После смерти Гальбы, в то время, когда Огон и Вителлий

оспаривали друг у друга престол вселенной, Веспасиан получил надежду и

самому достигнуть его, надежду, говорит Светоний, оправдываемую долгое

время бесчисленным множеством чудес». В Египте, Кипре, Греции оракулы не

переставали предсказывать о высоком назначении Веспасиана. Сами иудеи,

по примеру Иосифа Флавия, относили к нему пророчества о Мессии. Все эти

обстоятельства внушили восточным легионам мысль распорядиться, в свою очередь,

империей. Уже три раза, начиная с Нерона, западные легионы подавали им

пример. Правитель Сирии Муциан, кредит которого равнялся кредиту Веспасиана,

мог сделаться опасным соискателем; он первый понудил Веспасиана отнять

скипетр Римской империи у обоих соперников, равно недостойных его. Веспасиан

сначала сопротивлялся, но наконец, уступив единодушному желанию своих офицеров,

всей своей армии и восточных провинций, решился начать междоусобную войну.

Благоразумие управляло всеми его распоряжениями. Он распорядился так, чтобы

Тит с частью легионов остался в Иудее; остаток армии, под предводительством

ее начальников, послал в Италию, а сам отправился в Александрию для занятия

Египта, откуда Италия получала хлеб. Счастье благоприятствовало этим мерам

Веспасиана. События скоро расположились в его пользу. Огон скончался в

Бедриаке от удара кинжалом, Вителлий был убит в Риме. Между тем Веспасиану,

новому и как бы импровизированному императору, недоставало еще того величия,

которое принадлежит верховной власти; оно не долго заставило себя ждать.

Пред его трибуналом явились два человека из простого народа, один слепой,

другой хромой, и оба просили его исцелить их. «Серапис, — говорили они,

— явился нам во сне и сказал, что глаза одного откроются, если Веспасиан

плюнет на них, а ноги другого исцелятся, если Веспасиан тронет их своею

ногой». Едва веря этому, Веспасиан не осмелился даже коснуться их; но,

уступая требованиям своих друзей, он испытал то и другое средство и получил

полный успех. Около того же времени по указанию гадателей выкопали в Тегсе,

в Аркадии, древние вазы, закопанные в священном месте; на этих вазах узнали

разительно сходное изображение Веспасиана. Не один Светоний рассказывает

об этих чудесах, сам важный Тацит, основываясь на вере очевидным свидетелям,

не имевшим нужды обманывать, принимает эти рассказы, «которые доказывали,

— говорит он, — благоволение неба и как бы некоторое предпочтение богов

к Веспасиану». Таким образом, римское суеверие, окружившее чудесами колыбель

могущества цезарей, поспешило освятить возвышение Флавианов. — Утружденная

столькими днями тирании, империя с восторгом приветствовала восшествие

на престол Веспасиана, уже известный характер которого обещал отеческое

правление. Если в начале его царствования несколько жертв пало, то эту

жестокость надо приписать не столько его воле, сколько насилию Муциана

или той мнимой необходимости политической, которая всегда укрепляет похищение

кровью. Однако убийство Сабина удивляет в эти мирные времена: супружеское

самопожертвование Епонины было бы достойнее Веспасиана. Твердость старца

императора, его бережливость, его трудолюбивая деятельность скоро уничтожили

следы опустошения империи. Его обвиняли в скупости, но этот порок, столь

унизительный для монарха, не находит ли законного оправдания в бедности

государства, в котором пять тысяч миллиардов составляли дефицит? Он умел

извинить постыдные средства, которые использовал для приобретения денег,

хорошим их употреблением. Щедрость монарха он обнаружил в памятниках, которые

повелел воздвигнуть при дорогах, вновь проведенных, в вспоможениях, которые

делал городам, пораженным бедствиями, и семействам, доведенным до нищеты,

в заботах о воспитании юношества, распределив изобильно по всему государству

учителей, наконец, в поощрениях, которые давал поэтам и художникам. Он

украсил Рим различными памятниками, воздвиг храм миру, другой в честь Клавдия,

приказал построить Колизей, восстановил Капитолий. В подобных издержках

он не был бережлив; но был очень бережлив в своих личных издержках; он

на троне цезарей жил с простотой солдата. Он не старался скрывать своего

посредственного происхождения, часто даже гордился им. Некоторые льстецы

захотели возвести начало флавианского дома ко временам Геркулеса; он смеялся

над ними, и сам сделал их смешными. Ему до того не нравились великолепные

обряды, что в то время, когда вместе со своим сыном Титом признавал покорение

Иудеи, устав от медленного хода и соскучившись торжеством, сказал, что

«он справедливо наказан, как глупый старик, искавший триумфа, как будто

эта честь не превосходила его предков и его самого». Доступный всем своим

подданным, он уничтожил обычай обыскивать всех приближавшихся к императору

и не хотел, чтобы этот обычай был наблюдаем даже во время междоусобной

войны. Он спокойно переносил вольность своих друзей, намеки адвокатов на

брань философов. Он не помнил ни оскорблений, ни вражды, мщение не имело

для него привлекательности. Он запросто жил с сенаторами, приглашал их

к своему столу и сам приходил к ним без церемоний. Он постоянно показывал

им величайшее снисхождение и хотел сохранить в императорском правлении

республиканские формы. Между происшествиями, обозначившими царствование

Веспасиана, самое замечательнейшее, без сомнения, есть то, которое имело

наибольший отзыв в будущем, то есть разрушение Иерусалима, подтверждавшее

библейские пророчества и давшее более авторитета христианству, распространявшемуся

в это время по всему миру. Он приказал продать все свои земли в Иудее,

поселил колонию в Эммаусе, который назвал Никополем; обязал всех иудеев

ежегодно платить Капитолию две драхмы с души, как они прежде платили Иерусалимскому

храму. Наконец, он приказал отыскивать всех потомков Давида и не оставлять

в живых никого из них. Его повеления в этом отношении исполнялись с величайшею

строгостью; несмотря на это, он не успел пролить до последней капли кровь

древних царей иудейских. Веспасиан царствовал уже десять лет, когда ему

наступил семидесятый год; его здоровье, столь крепкое, казалось, обещало

долгую старость, как вдруг он поражен был болезнью, которая постепенным

ослаблением сил должна была свести его в могилу. Он до последней минуты

сохранял спокойствие духа, шутил над самим собою и, намекая на апофеоз,

который предназначался ему после смерти, говорил: «Я замечаю, что уже начинаю

делаться богом». Наконец, почувствовав приближение своей смерти, еще сделал

усилие встать, говоря, что «император должен умереть стоя»; потом, одевшись,

умер на руках своих офицеров, 24 июня 79 г. от Р. X. Отнятый у любви своих

подданных смертью, в утешение тогдашнему миру оставил Тита — утеху рода

человеческого.