БИБЛЕЙСКО- БИОГРАФИЧЕСКИЙ  СЛОВАРЬ Словарь содержит 80000 слов-терминов

ИОВ

. Из всех книг Священного Писания, может быть, нет ни одной,

которая возбуждала бы более споров и представляла бы более трудностей,

как книга Иова. Одни утверждали, что его история есть не что иное, как

аполог или драма; другие, допуская действительность существования Иова,

не соглашаются ни касательно страны, ни касательно века, в которых он жил.

Толкователи также не согласны касательно писателя этой книги. Строгое исследование

этих различных мнений завлекло бы нас за пределы этой статьи; посему мы

ограничимся только общими местами. Не основательно думали, что Иов есть

лицо вымышленное. Иезекииль говорит: «И если бы нашлись в ней сии три мужа:

Ной, Даниил и Иов, — то они праведностью своею спасли бы только свои души,

говорит Господь Бог» (Иез. 14:14). Наконец, святой апостол Иаков говорит

о Иове как о лице действительно существовавшем, о котором повествование

истинно. Итак, предание иудеев и христиан в этом отношении неопровержимо.

Теперь нам остается исследовать, где и когда жил Иов и каким образом книга

его дошла до нас. Он жил в земле Хус, лежавшей в пустыне на востоке Палестины,

простиравшейся от Дамаска до границы пустынной Аравии и составлявшей часть

восточной Идумеи, как об этом ясно говорит пророк Иеремия. Отсюда многие

толкователи заключили, что Иов был один из потомков Исава; действительно,

Идумея, или страна Едома, была населена потомками брата Иакова. Что касается

времени, в которое он жил, отдельные исследования, которые, хотя не утверждают

его определенно, по крайней мере возводят до глубокой древности. Рассматриваемая

нами книга говорит, что он жил еще сто сорок лет после своих испытаний.

Но эти испытания, вероятно, начались уже тогда, когда он был стар, потому

что он имел уже десять детей, произошедших от одной матери, взрослых и

даже женатых. Итак, он жил около двухсот лет, возраст, приближающий его

ко временам патриархов и не позволяющий нам полагать время существования

его позже смерти патриарха Иакова. С другой стороны, известно, что почитание

идолов восходит к глубокой древности, потому что мы находим его в семействе

Лаван; несмотря на то, Иов не говорит ни слова об этом служении, а говорит

только о савеизме, или почитании звезд, древнейшем из родов идолопоклонства.

Итак, можно думать, что в его время идолопоклонство еще не существовало.

К этим исследованиям, уже достаточно убедительным, прибавили еще, что Иов,

следуя обычаю древних патриархов, был священником в своем семействе; что

его богатства, подобно богатствам Авраама, Исаака и Иакова, состояли только

в стадах, между которыми не видно ни лошади, ни лошаков; что он не говорит

ни слова о чудесах, произведенных Моисеем в Египте и пустыне, хотя эти

страны были близки от него; все это может достаточно убедить нас, что Иов

жил задолго до великого еврейского законодателя. Мы ничего не скажем о

писателе книги Иова: одни приписывают ее самому Иову, другие Моисею, некоторые

Исайи, Давиду, Иезекилю. Книга Иова, в настоящем своем виде, кажется частью

оригиналом, а частью переводом. Она написана на еврейском языке и испещрена

арабскими выражениями, затемняющими во многих местах смысл. Вот история

Иова в таком виде, как она изложена в нашей Библии. В земле Хус жил человек,

боявшийся Бога и убегавший зла; этот простой и праведный человек звался

Иовом. Он имел бесчисленные богатства: семь тысяч овец, три тысячи верблюдов,

пять тысяч пар волов, пятьсот ослиц; он имел семь сыновей и трех дочерей,

которые составляли все его счастье; он пользовался любовью и уважением

всей страны; счастье не испортило его души; он не был ни жесток, ни вероломен,

ни горд. Сыновья его собирались попеременно друг к другу, приглашали с

собой сестер и давали пиры. По прошествии дня пира, Иов, восстав утром,

приносил жертву Господу. «Может быть, дети мои согрешили, — говорил он,

— может быть, какая-нибудь преступная мысль проникла в их сердце». Так

делал Иов. Однажды, когда все духи предстали перед престолом Божиим, между

ними явился и дух злобы. «И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И

отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. И сказал

Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет

такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный

и удаляющийся от зла. И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен

Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук

его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку

Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь

сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай

руки твоей. И отошел сатана от лица Господня» (Иов. 1:7—12). После этих

слов дух злобы исчез. Спустя некоторое время слуга Иова прибежал со всей

поспешностью и возвестил ему, что савеяне захватили всех его волов и ослиц

и умертвили всех рабов; другой вестник сказал ему, что нисшедший с неба

огонь пожрал его овец и рабов; третий донес, что верблюды его сделались

добычей халдеев, которые, разделившись на три шайки, умертвили всех рабов;

все эти бедствия льются на него подобно потоку; они ослабляют его и уничтожают.

Но Сатана не дает ему даже времени для печали; не успел еще третий рассказать

ему происшедшее, как прибежал четвертый и сказал: «Сыновья твои и дочери

пировали в доме своего старшего брата, как вдруг страшный ветер поднялся

с пустыни, разрушил и опрокинул дом; твои дети и слуги погибли под его

развалинами; один только я спасся и пришел возвестить тебе». Тогда Иов

встал, разодрал свою одежду, посыпал пеплом главу, пал на землю, и сказал:

«Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь

и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне

благословенно!» (Иов. 1:21). В другой день ангелы Божий собрались пред

престолом Всевышнего; сатана также явился между ними. «И сказал Господь

сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по

земле и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое

на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный,

справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе тверд в своей

непорочности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно.

И отвечал сатана Господу и сказал: кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст

человек все, что есть у него; но простри руку Твою и коснись кости его

и плоти его, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, он

в руке твоей, только душу его сбереги» (Иов. 2:2—6). Сатана исчез; он поразил

Иова страшными ранами, покрывшими все его тело, от головы до ног. Сидя

на гноище и очищая свои отвратительные раны, патриарх ни от кого не получал

утешения. Жена его, вместо печали и сострадания, осыпала его насмешками

и хулами: «И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей!

похули Бога и умри. Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных:

неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»

(Иов. 2:9—10). Действительно, это состояние Иова заключает и соединяет

в себе все бедствия нашей немощной природы. Он был поражен в своих благах,

в своем теле, в своих самых драгоценных чувствах; у него остается только

жена, и та оскорбляет его упреками, смеется над его терпением; у него остаются

друзья, и те только увеличивают его печаль, принося ему неблагоразумные

утешения. Какой прекрасный урок представляет молчание его в первые дни

своих страданий! Он учит нас удерживаться от хулы и проклятий, которые

мы изрыгаем, когда жезл гнева и правосудия Божия поражает нас. Между тем

раб Божий, прежде чем доведен был до этого ужасного состояния, наслаждался

счастьем. Послушайте, как сам он изображает свое прошедшее величие, свое

исчезнувшее благоденствие: «После слов моих уже не рассуждали; речь моя

капала на них. Ждали меня, как дождя, и, как дождю позднему, открывали

уста свои. Бывало, улыбнусь им — они не верят; и света лица моего они не

помрачали. Я назначал пути им и сидел во главе и жил как царь в кругу воинов,

как утешитель плачущих... А ныне смеются надо мною младшие меня летами,

те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих... Их-то

сделался я ныне песнью и пищею разговора их. Они гнушаются мною, удаляются

от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим. Так как Он развязал

повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицем моим...

Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня...

Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня. Ты поднял

меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня... Не плакал ли

я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных? Когда я чаял

добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма. Мои внутренности кипят

и не перестают; встретили меня дни печали. Я хожу почернелый, но не от

солнца; встаю в собрании и кричу. Я стал братом шакалам и другом страусам.

Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара. И цитра моя сделалась

унылою, и свирель моя — голосом плачевным» (Иов. 29:22—25, 30:1, 9-11,

14, 21-22, 25-31). Между тем три друга Иова, узнав о бедствиях, поразивших

его, пришли утешить его. Это были Елифаз, царь феманс-кий, Ваддад, властитель

савхейский, и Софар, царь минейский. Увидав его, они не узнали в этом положении

своего прежнего друга. Они заплакали, разорвали свои одежды и покрыли пеплом

главу. Они сели близ него и хранили молчание в продолжение семи дней и

семи ночей, и никто из них не осмеливался говорить первый, потому что каждый

из них видел, что печаль Иова была крайняя. Наконец, Иов сказал с горькой

печалью: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано:

зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и

да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит

его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, — да обладает ею

мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О!

ночь та — да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Да проклянут

ее проклинающие день, способные разбудить левиафана! Да померкнут звезды

рассвета ее: пусть ждет она света, и он не приходит, и да не увидит она

ресниц денницы за то, что не затворила дверей чрева матери моей и не сокрыла

горести от очей моих! Дня чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался,

когда вышел из чрева? Зачем приняли меня колени? зачем было мне сосать

сосцы? Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно с царями

и советниками земли, которые застраивали для себя пустыни, или с князьями,

у которых было золото, и которые наполняли домы свои серебром; или, как

выкидыш сокрытый, я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света.

Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в

силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника.

Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего. На что дан

страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее,

которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга,

восхитились бы, что нашли гроб?» (Иов. 3:3—22). Эта печаль, столь близкая

к отчаянию, раздражает друзей Иова: «Если попытаемся мы сказать к тебе

слово, — сказал Елифаз Феманитянин, — не тяжело ли будет тебе? Впрочем

кто может возбранить слову! Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки

поддерживал, падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял.

А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом.

Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность

путей твоих — упованием твоим ? Вспомни же, погибал ли кто невинный, и

где праведные бывали искореняемы ? Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие

зло пожинают его; от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают...

Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей, объял

меня ужас и трепет и потряс все кости мои. И дух прошел надо мною; дыбом

стали волосы на мне. Он стал, — но я не распознал вида его, — только облик

был пред глазами моими; тихое веяние, — и я слышу голос: человек праведнее

ли Бога ? и муж чище ли Творца своего? Вот, Он и слугам Своим не доверяет

и в Ангелах Своих усматривает недостатки: тем более — в обитающих в храминах

из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли. Между

утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут...

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек

рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх... Блажен человек,

которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай,

ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют...

Вот, что мы дознали; так оно и есть: выслушай это и заметь для себя» (Иов.

4:2-9, 13-20; 5:6-7, 17-18, 27). Патриарх отвечал: «О, если бы верно взвешены

были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно

перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя

во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божий ополчились против меня. Ревет ли

дикий осел на траве?мычит ли бык у месива своего? Едят ли безвкусное без

соли, и есть ли вкус в яичном белке? До чего не хотела коснуться душа моя,

то составляет отвратительную пишу мою. О, когда бы сбылось желание мое

и чаяние мое исполнил Бог! О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер

руку Свою и сразил меня!.. Что за сила у меня, чтобы надеяться мне? и какой

конец, чтобы длить мне жизнь мою? Твердость ли камней твердость моя ? и

медь ли плоть моя ? Есть ли во мне помощь для меня, и есть ли для меня

какая опора? К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только

он не оставил страха к Вседержителю. Но братья мои неверны, как поток,

как быстро текущие ручьи... Так и вы теперь ничто: увидели страшное и испугались.

Говорил ли я: дайте мне, или от достатка вашего заплатите за меня; и избавьте

меня от руки врага, и от руки мучителей выкупите меня? Научите меня, и

я замолчу; укажите, в чем я погрешил. Как сильны слова правды! Но что доказывают

обличения ваши? Вы придумываете речи для обличения? На ветер пускаете слова

ваши. Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему. Но прошу вас, взгляните

на меня; буду ли я говорить ложь пред лицем вашим ? Пересмотрите, есть

ли неправда? пересмотрите, — правда моя. Есть ли на языке моем неправда?

Неужели гортань моя не может различить горечи?.. Не определено ли человеку

время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника? Как раб жаждет

тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы

суетные, и ночи горестные отчислены мне. Когда ложусь, то говорю: «когда-то

встану?», а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета. Тело

мое одето червями и пыльными струпа-ми; кожа моя лопается и гноится. Дни

мои бегут скорее челнока и кончаются без надежды. Вспомни, что жизнь моя

дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око

видевшего меня; очи Твои на меня, — и нет меня. Редеет облако и уходит;

так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой,

и место его не будет уже знать его. Не буду же я удерживать уст моих; буду

говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей. Разве

я море или морское чудовище, что Ты поставил надо мною стражу? Когда подумаю:

утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое, ты страшишь меня

снами и видениями пугаешь меня; и душа моя желает лучше прекращения дыхания,

лучше смерти, нежели сбережения костей моих. Опротивела мне жизнь. Не вечно

жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты

столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое

утро, каждое мгновение испытываешь его? Доколе же Ты не оставишь, доколе

не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил,

то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником

Себе, так что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне

греха и не снять с меня беззакония моего ? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра

поищешь меня, и меня нет» (Иов. 6:2-9, 11-15, 21-30; 7:1-21). Друзья не

переставали спорить против него: они утверждали, что бедствия, поразившие

его, посланные на него небом, доказывают, что он виновен; ибо, говорили

они, Правосудный никогда не наказывает невинного. Но Иов с твердостью отвечает,

что несчастия часто посещают и праведных; друзья оставят ему в вину эти

слова, показывающие, что мир дурно управляется, потому что злой благоденствовал

бы, а праведник страдал. Самое пламенное воображение управляет всем этим

спором; это самая высокая и самая глубокая нравственная философия, украшенная

всеми цветами поэзии. Нам невозможно привести весь этот спор; но думаем,

что доставим много занимательного и поучительного для любителей занятий

серьезных, не лишенных вкуса к античным формам, если сделаем несколько

извлечений из этой удивительной борьбы, которую оканчивает сам Господь.

«Разве на множество слов нельзя дать ответа, и разве человек многоречивый

прав? — сказал ему один из друзей. — Пустословие твое заставит ли молчать

мужей, чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя? Ты сказал: суждение

мое верно, и чист я в очах Твоих. Но если бы Бог возглаголал и отверз уста

Свои к тебе и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало

бы понести! Итак знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал

забвению... Если ты управишь сердце твое и прострешь к Нему руки твои,

и если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь беззаконию обитать

в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лице твое и будешь тверд и не

будешь бояться. Тогда забудешь горе: как о воде протекшей, будешь вспоминать

о нем... Станет ли мудрый отвечать знанием пустым и наполнять чрево свое

ветром палящим, оправдываться словами бесполезными и речью, не имеющею

никакой силы? Да ты отложил и страх и за малость считаешь речь к Богу.

Нечестие твое настроило так уста твои, и ты избрал язык лукавых. Тебя обвиняют

уста твои, а не я, и твой язык говорит против тебя. Разве ты первым человеком

родился и прежде холмов создан? Разве совет Божий ты слышал и привлек к

себе премудрость? Что знаешь ты, чего бы не знали мы? что разумеешь ты,

чего не было бы и у нас? И седовласый и старец есть между нами, днями превышающий

отца твоего. Разве малость для тебя утешения Божий? И это неизвестно тебе?

К чему порывает тебя сердце твое, и к чему так гордо смотришь? Что устремляешь

против Бога дух твой и устами твоими произносишь такие речи? Что такое

человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным?

Вот, Он и святым Своим не доверяет, и небеса нечисты в очах Его: тем больше

нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду... Размышления мои

побуждают меня отвечать, и я поспешаю выразить их. Упрек, позорный для

меня, выслушал я, и дух разумения моего ответит за меня. Разве не знаешь

ты, что от века, — с того времени, как поставлен человек на земле, — веселье

беззаконных кратковременно, и радость лицемера мгновенно? Хотя бы возросло

до небес величие его, и голова его касалась облаков, — как помет его, на

веки пропадает он; видевшие его скажут: где он? Как сон, улетит, и не найдут

его; и, как ночное видение, исчезнет. Глаз, видевший его, больше не увидит

его, и уже не усмотрит его место его... Имение, которое он глотал, изблюет:

Бог исторгнет его из чрева его... Небо откроет беззаконие его, и земля

восстанет против него. Исчезнет стяжание дома его; все расплывется в день

гнева Его. Вот удел человеку беззаконному от Бога и наследие, определенное

ему Вседержителем!.. Разве может человек доставлять пользу Богу? Разумный

доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты

праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности?

Неужели Он, боясь тебя, вступит с тобою в состязание, пойдет судиться с

тобою? Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. Верно,

ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду.

Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе;

а человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней. Вдов ты

отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками. За то вокруг тебя петли,

и возмутил тебя неожиданный ужас, или тьма, в которой ты ничего не видишь,

и множество вод покрыло тебя... И ты говоришь: что знает Бог? может ли

Он судить сквозь мрак? Облака — завеса Его, так что Он не видит, а ходит

только по небесному кругу... Сблизься же с Ним — и будешь спокоен; чрез

это придет к тебе добро. Прими из уст Его закон и положи слова Его в сердце

твое. Если ты обратишься к Вседержителю, то вновь устроишься, удалишь беззаконие

от шатра твоего и будешь вменять в прах блестящий металл, и в камни потоков

— золото Офирское. И будет Вседержитель твоим золотом и блестящим серебром

у тебя, ибо тогда будешь радоваться о Вседержителе и поднимешь к Богу лице

твое» (Иов. 11:2-6, 13-16; 15:2-16; 20:2-9, 15, 27-29; 22:2-11, 13-14,

21-26). «И отвечал Иов и сказал: доколе будете мучить душу мою и терзать

меня речами? Вот, уже раз десять вы срамили меня и не стыдитесь теснить

меня. Если я и действительно погрешил, то погрешность моя при мне остается.

Если же вы хотите повеличаться надо мною и упрекнуть меня позором моим,

то знайте, что Бог ниспроверг меня и обложил меня Своею сетью... Помилуйте

меня, помилуйте меня вы, друзья мои, ибо рука Божия коснулась меня. Зачем

и вы преследуете меня, как Бог, и плотью моею не можете насытиться?.. Не

видел ли Он путей моих, и не считал ли всех моих шагов?.. То что стал бы

я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог

бы я отвечать Ему? Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его

и равно образовал нас в утробе? Отказывал ли я нуждающимся в их просьбе

и томил ли глаза вдовы? Один ли я съедал кусок мой, и не ел ли от него

и сирота? Ибо с детства он рос со мною, как с отцом, и от чрева матери

моей я руководил вдову. Если я видел кого погибавшим без одежды и бедного

без покрова, — не благословляли ли меня чресла его, и не был ли он согрет

шерстью овец моих?.. Полагал ли я в золоте опору мою и говорил ли сокровищу:

ты — надежда моя? Радовался ли я, что богатство мое было велико, и что

рука моя приобрела много?.. Странник не ночевал на улице; двери мои я отворял

прохожему» (Иов. 19:1—6, 21—22; 31:4, 14-20, 24-25, 32). Три друга Иова

замолчали; но Елиус, сын Арахиилов, слушал только их спор, не принимая

в нем участия, потому что он был моложе их. Досадуя на то, что Иов почитал

себя праведным, негодуя на своих друзей, которые не находили, что отвечать

ему, вскричал: «Я молод летами, а вы — старцы; поэтому я робел и боялся

объявлять вам мое мнение. Я говорил сам себе: пусть говорят дни, и многолетие

поучает мудрости. Но дух в человеке и дыхание Вседержителя дает ему разумение»

(Иов. 32:6—8). Затем длинным рассуждением он силился доказать, что Иов

грешит, почитая себя чистым от всякой скверны. Он обвинял патриарха в хуле

и многих других преступлениях и убеждал его просить прощения у Всемогущего.

В это время явился Господь в буре и облаке. Он обличил человека, который

любит лучше восставать против своего Вседержителя, нежели подумать об общих

законах, которым все должно подчиняться; Он показал Иову слабость его ума,

который не может постигнуть причины вещей самых простых. «Знаю, что Ты

все можешь, — отвечал Иов, — и что намерение Твое не может быть остановлено.

Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея? — Так, я говорил о том,

чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал. Выслушай,

взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне.

Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь

и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов. 42:2—6). Тогда Господь сказал Елифазу:

«Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о

Мне не так верно, как раб Мой Иов. Итак возьмите себе семь тельцов и семь

овнов и пойдите к рабу Моему Иову и принесите за себя жертву; и раб Мой

Иов помолится за вас, ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас

за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов. 42:7—8).

Елифас, Вадцад и Софар исполнили повеление Господне; Господь вознаградил

страдальца и даровал ему вдвойне все, что он имел прежде. Все его братья,

сестры и все знавшие его пришли к нему, утешали его, и каждый дал ему овцу

и золотое кольцо. Господь благословил Иова, и его последние дни были славнее

первых. Он имел четырнадцать тысяч овец, шесть тысяч верблюдов, тысячу

пар волов и тысячу ослов; у него родились еще семь сыновей и три дочери,

и между всеми женами земли не было ни одной равной красотой с дочерьми

Иова. Раб Божий прожил еще сто сорок лет. Он видел своих детей, внуков

и потомство до четвертого рода и умер в старости доброй, пресыщенный летами.

Образ изложения книги Иова, как мы уже заметили выше, есть драматический.

Этот образ, употребляемый в самых древнейших книгах и перешедший в творения

греческих философов, ближе всего к природе. Древние имели немного книг;

их мнения высказывались в разговорах, как это видно из многих разговоров,

перешедших к нам от греков, разговоров, которые были в то же время и защитительными

речами. Этот способ изучения был весьма продолжителен и сопряжен с важными

неудобствами. Одни и те же мысли неизбежно должны были часто повторяться,

а при тождестве мысли не изменялись и выражения; отсюда происходят те повторения,

те длинноты, та медленность в ходе понятий, которые замечаются во всех

древних творениях и от которых не свободна и книга Иова. Идумейский патриарх

оставил нам драгоценные предания о нравах и обычаях первобытных времен,

о состоянии искусств и наук той эпохи, в которую он жил. Гостеприимство

было первой и святейшей из обязанностей; оно не было соединено с приготовлениями

и церемониями. Охранение стад было главным предметом забот и самым изобильным

источником богатств; для сего-то старейшины, рассуждая о делах, собирались

в городских воротах. Действительно, в этом месте они легче всего могли

встретиться, будучи принуждаемы выходить из города утром пасти свои стада

и возвращаться в него вечером. Во времена Иова было известно искусство

красить, потому что он говорит о блестящих цветах материй, привозимых из

Индии. Искусство добывать золото и серебро, медь и железо, посредством

огня, было уже открыто. Неоспоримо, что астрономия прежде всего должна

была понравиться человеку. Прекрасное небо Азии, мирные пастушеские занятия

необходимо должны были направлять взоры и мысли к этим неизмеримым и бесчисленным

телам, плавающим в пространстве небес. К изучению звезд жителей Земли принудила

сначала необходимость. В самом деле, земледельческие работы требуют знакомства

с временами года. Мореплавание не менее тесно соединено с движением небесных

звезд. Наконец, порядок общественных дел, дни, определенные для богослужения,

требовали определения продолжения и разделения года и месяца. Эти всеобщие

нужды заставили рано приняться за изучение звезд. Первые страны, в которых

эта наука сделала более или менее значительные успехи, без сомнения, суть

те, которые опередили другие в гражданском образовании. Выгода утвержденного

и правильного управления, соединенная с выгодой местности, заставила их

пользоваться познаниями довольно обширными. В Египте и многих странах Азии

в продолжение целого года воздух чист и благорастворен; следовательно,

созерцание неба не прерывалось никогда; поэтому египтяне и вавилоняне отличаются

между всеми древними непрерывностью и искусством наблюдения течения звезд.

Вавилоняне весьма рано могли сделать довольно большие успехи в астрономии.

Этому благоприятствовало все: мягкость климата, выгода первого по времени

между всеми народами соединения в одно общественное тело, наконец, положение

Вавилона, самое благоприятное для наблюдения неба. На этой безграничной

и открытой со всех сторон равнине, на которой был просторен Вавилон, взор

не встречал препятствия, и самый горизонт развертывался перед глазами.

Образ жизни древних халдеев еще более споспешествовал успехам астрономии.

Охранение стад, составлявшее главнейшее занятие, хлебопашество, которым

они скоро стали заниматься, обязывали их проводить большую часть дней и

ночей на полях, где они постоянно могли замечать движения звезд. Прибавим

еще, что познание звезд ни одному из народов не было так необходимо, как

халдеям. В большей части этих стран встречаются только бесконечные равнины,

покрытые песком, который, уносимый ветром, препятствует узнавать дорогу.

Итак, звезды были единственными руководителями в путешествии, тем более

что чрезмерный зной страны позволял путешествовать только ночью. Из слов

Иова о торговле очевидно, что он жил в такой стране, куда приходили купцы,

приносившие редкости южных стран. Ньютон весьма справедливо заметил, что

сношения его с купцами и мореплавателями много способствовали познаниям

его в астрономии. Иов говорит в своей книге о трех созвездиях и сокровищах

южных. Изложим здесь то, что мы нашли самого вероятного в разных толкователях

о этих созвездиях. Большая Медведица, в Северном полушарии, первая была

замечена. Блеск составляющих ее семи звезд и образ их расположения имеют

в себе что-то весьма разительное и характерное. Это созвездие известно

и диким племенам Южной Америки, и жителям Гренландии. Арктур прежде всего

замечается после захождения солнца, и ее живой блеск ясно виден при свете

вечернем. И надобно думать, что после Большой Медведицы Волопас, которому

принадлежит Арктур, был первым созвездием, получившим особенное наименование.

То, что мы сказали о Большой Медведице и Арктуре, можно также приложить

к Есперу и Хвосту Большой Собаки. Всем известно, что Сириус, или Хвост

Большой Собаки, есть одна из самых блестящих неподвижных звезд. Гиады и

Плиады (Плеяды) были замечены после; таковы, вероятно, созвездия, о которых

говорится в книге Иова, и эта вероятность увеличивается тем более, что

Гомер и Гесиод упоминают только об этих созвездиях. Что касается сокровищ

южных, то мы думаем, что этим Иов хотел обозначить созвездия южные, скрытые

под нашим полушарием. Поскольку они не являются или являются на весьма

незначительное время, то он называл их сокровищами южными, показывая, что

эти звезды скрывались. Вероятно также, что Иову был известен Зодиак, поскольку,

согласно с мнением ученейших иудейских и христианских толкователей, знаки

Тельца и Скорпиона указаны в его книге. Но книга Иова составляет еще для

нас драгоценный памятник первобытной религии; и конечно, нет зрелища более

прекрасного, как зрелище религии, которая, вышедши из лона Божия в начале

веков, идет путем предания, постепенно развивается и возвращается к своему

Источнику. Пусть человек, не знающий Бога, слушает и внимает: «Правда!

знаю, что так; но как оправдается человек пред Богом? Если захочет вступить

в прение с Ним, то не ответит Ему ни на одно из тысячи. Премудр сердцем

и могущ силою; кто восставал против Него и остаемся в покое? Он передвигает

горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе Своем; сдвигает землю с

места ее, и столбы ее дрожат; скажет солниу, — и не взойдет, и на звезды

налагает печать. Он один распростирает небеса и ходит по высотам моря;

сотвори/г Ас, Кесиль и Хима и тайники юга; делает великое, неисапедимое

и чудное без числа! Вот, Он пройдет предо мною, и не увижу Его; пронесется

и не замечу Его. Возьмет, и кто возбранит Ему? кто скажет Ему: что Ты делаешь?

Бог не отвратит гнева Своего; пред Ним падут поборники гордыни. Тем более

могу ли я отвечать Ему и приискивать себе слова пред Ним?.. Ecли действовать

силою, то Он могуществен; если судом, кто сведет меня с Ним?» (Иов. 9:2—

14, 19). Учение об ангелах, исполнителях воли Божией, составляло также

часть религиозного верования идумейского патриарха и всех обитателей этих

стран: «Человек праведнее ли Бога? — говорит Елифаз, — и муж нище ли Творца

своего? Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает

недостатки» (Иов. 4:17—18). Вот как говорит Иов о состоянии человека за

гробом: «Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободримся,

прежде нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной,

в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где

темно, как самая тьма... Для дерева есть надежда, что оно, если и будет

срублено, снова оживет, и отрасли от него выходить не перестанут: если

и устарел в земле корень его, и пень его замер в пыли, но, лишь почуяло

воду, оно дает отпрыски и пускает ветви, как бы вновь посаженное. А человек

умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает

и высыхает: так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится

и не воспрянет от сна своего. О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и

укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил

обо мне! Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного

мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена. Воззвал бы Ты, и я дал

бы Тебе ответ, и Ты явил бы благоволение творению рук Твоих» (Иов. 10:20—22;

14:7—15). Первобытное падение человека самым ясным образом указано в книге

Иова: «Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною

быть праведным?» (15:14). Но если древняя мудрость знала о испорченности

нашей природы, то знала также и средство, которое употребит Господь для

восстановления расстроенной гармонии, и примирения неба с землей. Нет ничего

прекраснее слов Иова, которыми он указывает на будущего Примирителя и свою

надежду на бессмертие. «О, если бы записаны были слова мои.Если бы начертаны

были они в книге резцом железным с оловом, — на вечное время на камне вырезаны

были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из

праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его

сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Ис-таевает сердце мое в груди

моей!» (Иов. 19:23—27). Мы привели бы еще больше мест, если бы приведенные

нами не доказывали, что с самой глубокой древности догматы о единстве,

всемогуществе и святости Бога, о бессмертии души, о первобытном падении,

о будущем искуплении человечества составляли основание религиозных верований.

Остается теперь обратить внимание на самый образ изложения. Хотя в этом

творении стихи не подчинены никакому размеру, но постоянная возвышенность

мысли, энтузиазм и благородство слога делают его одним из самых удивительнейших

произведений древности. Оно несколько раз было сравниваемо с «Одиссеей»;

но высокие слова пустынного араба превзошли столь мелодические аккорды

певца Илио-на. Книга, о которой мы говорим, заключает в себе не только

драгоценные черты древних нравов, свежие и одушеатенные цветы азиатской

природы, блестящие описания богатств и удовольствий обитателей этих счастливых

стран; но она наполнена мыслями о Боге, теми великими нравственными мыслями,

которые возвышают и облагораживают ум, без которых не было бы настоящего

высокого. Посему все гениальные люди удивлялись этой книге, и между тем

большая часть читали ее в весьма несовершенных переводах. Что же было бы,

если бы они могли чувствовать благородство, гармонию и все прелести языка,

на котором она написана? Приведенных нами цитат было бы достаточно для

оправдания вышесказанного; но мы не можем отказать себе в удовольствии

предложить нашим читателям некоторые отрывки, которые, кажется, способны

произвести глубокое впечатление. «Когда же положите вы конец таким речам?

— вскричал Валдад Савхейский. — Обдумайте, и потом будем говорить. Зачем

считаться нам за животных и быть униженными в собственных глазах ваших?

О ты, раздирающий душу твою в гневе твоем! Неужели для тебя опустеть земле,

и скале сдвинуться с места своего? Да, свет у беззаконного потухнет, и

не останется искры от огня его. Померкнет свет в шатре его, и светильник

его угаснет над ним. Сократятся шаги могущества его, и низложит его собственный

замысл его, ибо он попадет в сеть своими ногами и по тенетам ходить будет.

Петля зацепит за ногу его, и грабитель уловит его. Скрытно разложены по

земле силки для него и западни на дороге. Со всех сторон будут страшить

его ужасы и заставят его бросаться туда и сюда. Истощится от голода сила

его, и гибель готова, сбоку у него. Съест члены тела его, съест члены его

первенец смерти. Изгнана будет из шатра его надежда его, и это низведет

его к царю ужасов. Поселятся в шатре его, потому что он уже не его; жилище

его посыпано будет серою. Снизу подсохнут корни его, и сверху увянут ветви

его. Память о нем исчезнет с земли, и имени его не будет на площади. Изгонят

его из света во тьму и сотрут его с лица земли. Ни сына его, ни внука не

будет в народе его, и никого не останется в жилищах его. О дне его ужаснутся

потомки, и современники будут объяты трепетом. Таковы жилища беззаконного,

и таково место того, кто не знает Бога» (Иов. 18). Несколько далее Иов

так говорит об участи злых: «Почему беззаконные живут, достигают старости,

да и силами крепки?Дети их с ними перед лицем их, и внуки их перед глазами

их. Дамы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет

и не извергает, корова их зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают

они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры

и веселятся при звуках свирели; проводят дни свои в счастьи и мгновенно

нисходят в преисподнюю. А между тем они говорят Богу: отойди от нас, не

хотим мы знать путей Твоих! Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и

что пользы прибегать к Нему? Видишь, счастье их не от их рук. — Совет нечестивых

будь далек от меня! Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит

на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем? Они должны быть,

как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем. Скажешь: Бог бережет

для детей его несчастье его. — Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это

знал. Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева

Вседержителева» (Иов. 21:7—20). Как велики слова, которые писатель влагает

в уста Бога, говорящего Иову сквозь облака и бурю! «Препояшь ныне чресла

твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда

Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если

знаешь ? или кто протягивал по ней вервь ? На чем утверждены основания

ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних

звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости? Кто затворил море воротами,

когда оно исторглось, вышло как бы из чрева, когда Я облака сделал одеждою

его и мглу пеленами его, и утвердил ему Мое определение, и поставил запоры

и ворота, и сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным

волнам твоим? Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал

ли заре место ее, чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых...

Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны ? Отворялись

ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной?.. Входил ли

ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града... Можешь ли ты связать

узел Хима и разрешить узы Кесиль? Можешь ли выводить созвездия в свое время

и вести Ас с ее детьми? Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить

господство его на земле? Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы

вода в обилии покрыла тебя? Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они

и скажут ли тебе: вот мы?» (Иов. 38:3-13, 16-17, 22, 31-35). Переходя потом

к описанию животных, Творец прибавляет: «Кто пустил дикого осла на свободу,

и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки

— жилищем?.. По горам ищет себе пищи и гоняется за всякою зеленью. Захочет

ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих? Можешь ли веревкою

привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобою поле? Понадеешься

ли на него, потому что у него сила велика, и предоставишь ли ему работу

твою?.. Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою ? Можешь ли ты испугать

его, как саранчу? Храпение ноздрей его — ужас; роет ногою землю и восхищается

силою; идет навстречу оружию; он смеется над опасностью и не робеет и не

отворачивается от меча; колчан звучит над ним, сверкает копье и дротик;

в порыве и ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы; при

трубном звуке он издает голос: гу! гу! и издалека чует битву, громкие голоса

вождей и крик» (Иов. 39:5-6, 8-11, 19-25). С этим прекрасным описанием

коня не могло сравниться ни одно, хотя ему подражали поэты всех народов.

Но преимущественно в описании своих страданий и бедствий своей жизни Иов

раскрывает все обилие мыслей и выражений истинно неподражаемых. Нет печали,

нет страдания в жизни человеческой, которые не нашли бы здесь своего языка,

нет несчастного, который не мог бы почерпнуть здесь утешения. Его душа

утруждена жизнью, и слова его исполнены горечи; что значит жизнь человека?

цветок, сорванный в минуту своего рождения; тень убегающая; лист, уносимый

ветром; солома, пожираемая пламенем... Братья и ближний оставили его; рабы

не слушают голоса его; зловонное дыхание отталкивает жену; плоть его иссохла;

кожа пристала к костям; он — олицетворенная горесть, олицетворенная печаль.

Тогда-то восклицает он: «Помилуйте меня! Сжальтесь надо мной, о друзья!

Рука Всевышнего отяготела на мне. За что вы нападаете на меня? Зачем хотите

насытиться моими страданиями? Я не согрешил, а глаза мои питаются только

слезами. Предвечный сделал меня предметом поношений... Все мое существо

как бы уничтожено. Текут дни, улетают мысли и не приносят конца моим страданиям.

«Гробу скажу: ты отец мой, червю: ты мать моя и сестра моя. Где же после

этого надежда моя? и ожидаемое мною кто увидит? В преисподнюю сойдет она

и будет покоиться со мною в прахе» (Иов. 17:14—16). Память святого и праведного

Иова многострадального празднуется 6 мая.